Гейдар Джемаль и его представление о Благой Вере

В декабре 2005 года на сайте "Контрудар" была опубликована очередная лекция известного своей неординарностью исламского традиционалиста Гейдара Джемаля. Тема лекции «Эзотерические основания западной цивилизации».

Русский Анджоман считает необходимым дать комментарии к данной лекции в связи с частым упоминанием в ней Благоверия, как мистической основы любой империи в целом и власти транснациональных компаний в частности.

Не касаясь эзотерических и политологических рассуждениcй исламского мистика, мы рассмотрим только фактическую сторону публикации.

Для удобства читателя мы будем цитировать текст г-на Джемаля выборочно, выделяя цитаты курсивом.

Итак, г-н Джемаль начинает рассуждать о социуме и его природе и плавно переходит к теме обожествления социума в разных религиях:

Что такое социум? С точки зрения политической теологии, аспектами которой являются политическая антропология и социология, социум есть коллективный Иблис. Это великое существо язычников, которое существует между небом и землей и является агентом возгонки низших энергий от земли вверх, к небу, и низведение тонких энергий вниз. Великое существо, которое с точки зрения монотеистов является Иблисом, а с точки зрения язычников – богом. С точки зрения язычников, это сын неба и земли, совершенное тотальное вселенское существо, бог, которого разные языческие метафизические традиции называют по-разному: в индуизме – Ишвара, Зевс – в эллинской традиции, но наиболее фундаментальным в этом аспекте стал зороастризм-тире-митраизм, который распространился приблизительно около II-I столетий до новой эры на Западе, в Римской империи. Через распространение римской бюрократии и легионов эта доктрина стала фактически наиболее распространенной и универсальной религиозной метафизической доктриной Ойкумены.

Буквально с первого своего утверждения автор демонстрирует то ли крайнее невежество, то ли крайнюю изобретательность в суждениях и откровенное пренебрежение к исторической и теологической истине.

Начать с того, даже в языческих учениях, которые он упоминает, не практикуется никакого социопоклонничества. Никто, ни один индуистский или античный автор, не отождествлял божественное с социальным.

Достаточно напомнить, что именно древняя Индия была родиной религиозного социального эскапизма: адептам божеств рекомендовалось покинуть общество, жить отшельнической жизнью, и т.д. Тем более это касается Ишвары. Ишвара (господин) – одно из имён Шивы, бога-разрушителя (надо отметить, что взгляды самого Джемаля довольно близки именно шиваизму). Также Ишвара – это философское понятие системы Йоги: абсолютный субъект, соединённый с миром материи, но в то же время не пленённый им и тем самым имеющий над ней власть, подобную власти Творца монотеистических религий. Однако подобное понимание Ишвары практикуется именно Йогой, то есть крайне асоциальной системой, чья цель – «окончательное освобождение» («кайвалья»), полное прекращение контакта субъекта с материей и уж тем более с социумом. Обвинять йогов в поклонении социуму – крайняя, запредельная нелепость.

Точно так же, Зевс древних греков – космическая сила, отнюдь не близкая социуму, а противостоящая ему (в частности, карающая). Зевс – бог-громовержец, близкий древнеиндийскому Варуне, антагонисту Митры (на культ которого Гейдар Джеймаль ссылается ниже) или более новому божеству Индре, богу-громовику. К Митре он не имеет никакого отношения.

Впрочем, это относительно невинные ошибки. Но далее автор ставит в один ряд индуизм, эллинизм и Благую Веру. Похоже, автор не знает или сознательно игнорирует историю отношений языческого мира в его двух ипостасях – индуистского и эллинского – с маздаяснийцами. Если индуисты просто отвергли откровение Ахура Мазды, предпочтя ему изощренное дэвопоклонничество, то эллины осознанно и целеустремлённо пытались уничтожить Благую Веру, в чём немало и преуспели.

Если бы Гейдар Джемаль обратил внимание на слова, связанные со значением «бог» в трёх перечисленных мировоззрениях, то увидел бы, что и в индуизме и в эллинизме в основе слова бог лежит корень дэв (Zeus - греч., deus – лат., deva – санскр.) имеющий в авестийской традиции буквально противоположный смысл – демон, злой дух.

Автор также не заметил того, что изложено в любом учебнике по религиоведению, а именно того, что Благая Вера – является религией откровения, в отличие от индуизма или эллинистического язычества. Благая вера – это вера личного выбора, а не рока или кармы.

Далее исламский мистик утверждает следующее:

Более того, некоторое время спустя эта же доктрина, имеющая иранское происхождение, попала к монголам и стала основой так называемой монгольской черной веры, которую исповедовал Чингисхан и его потомство. Митраизм на Востоке и митраизм на Западе. Представляется допустимым предположить, что поиск на Западе так называемого Царства пресвитера Иоанна связан не столько с достигшими Западной Европы слухами о том, что среди тюрок-кочевников очень много несториан-христиан, как предполагал Гумилев, сколько с общностью более глубинного субстрата, общностью митраизма, который стал мировоззрением римского государства, римской социальной организации, и одновременно мировоззрением чингизидов.

Для того чтобы понять духовную ситуацию на Западе, в Европе, которые мы называем христианской Европой, христианским Западом, имея в виду еще и Соединенные Штаты, нужно описать концептуально основной митраистско-зороастрийский миф, лежащий в основе всего западного механизма силового действия. Если мы говорим слово «империя», не имея в виду китайскую или вьетнамскую какую-нибудь средневековую империю – детские всякие дела; если, говоря «империя», мы встаем, щелкнув каблуками, и отдаем честь – мы имеем в виду социальный феномен, который построен на митраизме.

«Митраизм» вообще является излюбленной темой рассуждений Гейдара Джемаля – возможно, потому, что о римском митраизме известно мало достоверного, что даёт пищу для спекуляций, особенно антихристианского толка. Тем не менее, даже из того немногого, что мы знаем о римском митраизме, можно заключить, что это был типичный языческий эллинистическо-семитский культ «военного божества», «солдатского бога», «бога победы» - что прямо противоречит маздаяснийскому пониманию этого язата («достойного почитания») как начала мира, договора и союза. Римский культ Митры с его типично эллинскими кровавыми жертвоприношениями, тайными мистериями и т.п. не имеет никакой прямой связи с Благой Верой и её чистыми ритуалами. И, разумеется, заратуштрийская традиция никогда не рассматривала Митру как божество, тем более верховное.

Наконец, митраизм возник через 400 лет после гибели ахеменидской империи от руки Проклятого Искандера. В это время, истинная вера сохранялась лишь на северо-восточных окраинах Великого Ирана (Согд, Хорезм, Пафия).

В заратуштрийской традиции Митра, являясь язатом (достойным почитания) не является даже амеша спента – бессмертным святым, эманацией Ахура Мазды

Скорее всего, Гейдару Джеймалю всё это известно. Тем не менее, он, игнорируя эти факты, рассуждает дальше, раскрывая содержание «митраистско-зороастрийского» мифа, лежащего, по его мнению, в основе власти западной цивилизации:

Что такое митраизм? Это фундаментальная иранская доктрина, которая отпочковалась от того же самого корня, что и индуизм, но как бы в противостоянии последнему. Существует главный бог Зерван, он безличен, это великое “нет”, это рок, который порождает и стирает, это стирающая вечность. Сущность самого слова “зерван” обозначается как время. И тайный смысл этого слова тождественен смыслу, заложенному в слове “дахр”.

Согласно Корану, бедуины, отказываясь принять Ислам, ссылались на лояльность дахру, то есть року, времени. Они говорили: «Мы живем, и мы умираем, и нас убивает только дахр». Дахр – не просто время, дахр – это рок, представленный в его абсолютной характеристике необратимости, в абсолютной характеристике второго начала термодинамики. Все, что есть, может становиться только холоднее, может только умирать. Декарт очень хорошо описал рок в следующем логическом постулате своей доктрины, своего метода очевидности: «Следствие не может быть больше причины». Следствие всегда меньше причины. Но поскольку каждый следующий момент есть следствие предыдущего, то каждый следующий момент всегда меньше предыдущего. Из ведра нельзя достать колодец; ведро можно из колодца достать, а наоборот – нельзя. Вот это фундаментальное движение времени, движение рока, убывание, стремление к бесконечно малому – это вечное повторение, возвращение, воспроизводство и уничтожение одного и того же; если ты достиг этого малого, то где-то там надо остановиться. Это то, что по-персидски называется чархи фалак, колесо судьбы, которое кружит и стирает, кружит и стирает.

Это Зерван. Под ним существуют два существа: одно светлое, другое темное. В древнем зерванизме они оба назывались богами: бог добра и бог зла. В последующем, уже в зороастрийской реформе, зороастрийцы лишили второе, темное существо статуса бога и просто назвали его антитезным существом. Оба существа: Ормузд – бог света, и Ариман – дьявол или бес, который является хозяином мира полной тьмы, абсолютной тьмы, – первоначально, в древнем зерванизме (который был бесконтрольной доктриной древнейших иранских жрецов, магуш, откуда слово “магия”) были порождениями Зервана. Потом, с реформой зороастризма, были внесены коррективы в сторону монархии, в сторону аристократии, в сторону кшатрийского принципа, и равноправный дуализм добра и зла, характерный для жречества, был устранен в пользу выстраивания вертикали: добро над злом. Зло было лишено статуса равного с добром происхождения от Зервана.

Возникает впечатление, что исламский мистик черпает метафизические знания из трудов известного мистификатора, "авестийского астролога" и «артавана» Павла Павловича Глобы. Глоба приобрёл свою известность профанатора идей Благой веры, как "адепт" и "потомственный носитель эзотерической сердцевины зороастризма" – то есть изобретённого им «учения о Зерване» или «зерванизма».

Прежде всего, никакого «древнего зерванизма» не существует – это домыслы самого Джеймаля, а также любителей «дуализма» и «бесконтрольных доктрин».

Исторически зерванитская ересь наряду с манихейством получила своё развитие в Сасанидской империи, т.е. в поздний период. Источником ереси и основной средой её развития являлось всё то же неиранское население Ближнего Востока. Само её появление, таким образом, было связано с семитским духовным влиянием.

Суть зерванитской ереси состоит в том, что и Творец Ормазд и Ариман провозглашаются не безначальными, а сотворёнными их отцом Зерваном, отождествляемым с бесконечным временем. Существует авторитетное мнение, что именно эта ересь предательски подточила Храм Благой веры и наряду с политическими и экономическими причинами привела к падению Сасанидской империи под ударами исламских завоевателей. Это подтверждается, в частности, тем, что зерваниты в массовом порядке принимали ислам, видя в исламском монотеизме поклонение единому Зервану, стоящему над добром и злом, ведь именно Аллах даёт и жизнь и смерть всем существам и всё происходит по его воле.

Отдельно стоит остановиться на явно симпатичной Джемалю доктрине «равного статуса зла и добра». Подобные взгляды были совершенно чужды даже язычникам, по крайней мере  интеллектуально полноценным и душевно здоровым. Понадобились изощрённые теологические построения семитских и индуистских интеллектуалов, чтобы вопрос о добре и зле перестал быть очевидным и стало возможным говорить о каком бы то ни было «равноправии» первого и второго.

Дальше г-н Джемаль демонстрирует чудеса эрудиции, на которых стоит остановиться отдельно.

Ормузд – это бог света, который является вместе с тем ослепительным солнечным существом, сияющим существом, существом небесным. Напомню вам, что Люцифер – это именно светоносец, русское слово “денница”. То есть под Люцифером, под Денницей имеется в виду религиозный образ и интеллектуальная интуиция, связанная именно с Ормуздом.

Судя по этому отрывку, Джемаль не знает элементарных основ сравнительной мифологии, не говоря уже о теологии. Начать с того, что статус «богов света», «богов дневного неба» в индоевропейской мифологической системе имеют дэвы, то есть существа, сотворённые Врагом и противоположные по устремлениям истинному Творцу. Имя самого Творца Ормазда не связано с понятием «света» - как, впрочем, и «тьмы», столь любезной г-ну Джемалю – и обозначает просто «Мудрый Бог» (точнее, Асур).

Разумеется, Творец и в самом деле близок именно свету, а не тьме. Но отождествление его с «денницей» абсолютно ни на чём не основано.

Кстати, Дьявол означает в прямом переводе уменьшительное от латинского Deus, Diabolos означает маленький бог. Это может пониматься двояко: как нечто уничижительное – божок, идол и т.д.;  или как сын Зервана, как вторая сыновняя ипостась рока.

Г-н Джемаль делает здесь филологическое открытие. До сих пор этимология слова Diabolos считалась вполне известной. Это греческое (а не латинское) слово diabolon – «разделяющий надвое», «разводчик», то есть, попросту, двуличный субъект, клеветник, лжец. В маздаяснийской теологии этому соответствует образ Друджа – существа или понятия, противоположного Аше Вахиште, Святой Истине. Всё это, однако, не имеет отношения к какому-то «маленькому богу» или «божку». Тем более экзотично – чтобы не сказать нелепо – версия, что подобным образом может быть назван «сын Зервана».

В митраизме Зерван просто называется бог-отец. Ормузд – бог-сын. А есть еще бог-дух святой, в митраизме он называется Спаситель. Это третья ипостась, которая изображается в виде белого голубя или огня нисходящего, иногда это красный орел, когда это ипостась хварено, в форме хварено, то есть благодать, ниспускающаяся на царя. Красный орел осеняет монарха и дает ему статус харизма, то есть хварено и греческое харизма – это одно и то же. Есть еще мать богов, мать бога Ормузда – Анахита. Вот такое святое семейство: бог-отец, бог-сын, бог-дух святой и мать бога Анахита.

Утверждение о том, что Ардвисура Анахита когда-либо почиталась «матерью Творца Ормазда», является чистейшим вымыслом Гейдара Джеймаля. Здесь, безусловно, автор предвосхищает успех Дэна Брауна с его конспирологическими теориями жизни Христа. Анахита является одним из почитаемых Язатов, покровительницей вод и плодородия, но она, как и Митра, не является Амеша Спента – бессмертной святой. Не говоря уже о том, что Зерван, которого автор называл «безличным», вдруг оказывается не просто личностью, но мужем и отцом – впрочем, мы уже убедились, что алогизмы автора не смущают.

Дальше Гейдар Джеймаль начинает излагать историю творения «по-зороастрийски» - разумеется, в своей версии.

Что происходит дальше? Хозяин черного мира, мира тьмы, Ангра-Майнью, или Ариман, совершает атаку на мир света вверху и похищает свет, не весь свет, конечно, но часть света. Похищенные частицы света он уносит в нижний мир, что приводит к порождению некой реальности в этом абсолютно сплошном черном мире мрака. Это дестабилизация, это чудовищный конфликт, потому что эта реальность возникает в отчуждении от своей подлинной природы, от корней, от родины, от небесной световой субстанции, возникает, благодаря похищенному свету, во внешних сумерках, в сфере, где ничего не должно существовать. Тогда Ормузд берет на себя миссию спасения похищенного свет. Он нисходит вниз, но попадает в ловушку, и вместо того, чтобы спасти свет, сам становится прикованным и распятым на дне мирового рва. И когда он оказывается распятым на дне мирового рва, он возносит клич, он издает страшный крик, который пронизывает все миры и все пласты, который возносится вверх, обращенный к богу-отцу, к Зервану. Но бог-отец не может сам вмешиваться в происходящее, потому что он над всем, он запределен. Поэтому он посылает бога-святого духа, Спасителя, который спускается в мир тьмы, освобождает Ормузда, и они вместе, взяв большую часть похищенного света, спасают его и в этом свете возносятся вверх, на свою небесную родину.

Но им не удалось спасти весь свет, крупицы света продолжают пребывать в темном царстве, где они находятся в плену. С точки зрения зерванизма, зороастризма, митраизма, мы как раз пребываем в этом темном царстве, по отношению к которому была проведена эта световая операция. Мы являемся в какой-то мере носителями оставшихся световых частиц, поэтому мы и существуем. Есть частицы света и в растительности, в деревьях – представление, интересным образом предвосхищающее понимание фотоэлементов и солнечной природы хлорофилла, о том, что без светового воздействия зелень и вообще биологические циклы веществ в природе невозможны. И, конечно, задача тех людей света, которые еще остаются в этом темном царстве, – бороться за то, чтобы спасти плененный свет, полностью извлечь его из мира тьмы и вернуть на его небесную родину.

Такова доктрина зерванизма, митраизма. Митра – это просто ипостась Ормузда, одно из его проявлений.

Здесь Джемаль сознательно лжёт, излагая вместо маздаяснийской точки зрения на творение очень упрощённое учение гностиков. Это учение появилось в первые века христианства и не имеет ни малейшего отношения к Благой Вере, более того – представляет прямое отрицание её основных постулатов.

Мир не есть творение Аримана во тьме – мир есть поле битвы Ормазда и Аримана, сотворённое Ормаздом. Враг не мог «похитить свет» - напротив, Враг бежит света и пытается воспрепятствовать проникновению света во мрак.

Противопоставление автором мира и неба как тьмы и света абсолютно беспочвенно. Заратуштрийская традиция не знает такого противопоставления. Материальный мир сотворён Ормаздом совершенным и святым, и до сих пор во многом остаётся таким. Более того, традиция совершенно однозначно говорит, что именно земной мир (Гетиг) более совершенен, чем мир небесных прообразов (Меног), которому для совершенства не хватает именно тех возможностей, которые даёт материя. В иранской традиции есть замечательный сюжет о том, как злой колдун Ахт, задаёт загадки, ценой ответа на которые является жизнь.  Ахт спрашивает:" Какой рай лучше небесный или земной?" Тех, кто отвечает не правильно, выбирая небесный рай, он удавливает и утаскивает их души на небеса, в царство Аримана. Колдун похваляется, что таким образом он извёл 999 мудрецов.

Далее, земной мир был сотворён самим Творцом как место борьбы с Врагом. Смысл учения Заратуштры состоит не в каком-то освобождении света, а в победе над тьмой (ибо сказано "Ариман  - тот, кто был,  есть,  но не будет»). Призвание заратуштрийца не в том, чтобы попасть в небесный рай, а в том, чтобы освободить мир от скверны. Благоверные приходят в этот мир не для награды, а для победы.

Но на этом Гейдар Джемаль не останавливается. Для полноты картины, конечно же, не хватает самого яркого элемента, элемента манихейского. Отождествление Благой веры и манихейства является общим местом в рассуждениях многих религиозных деятелей авраамических вероучений и светских религиоведов. Поэтому он пишет:

Есть еще манихейская доктрина. Манихейство представляет собой некое объединение митраизма с христианством; сохранив митраистский концепт, оно вводит в него Иисуса Христа как еще одно проявление Ормузда.

Покончив таким образом с теологией, автор переходит к истории, где тоже совершает открытия.

Кстати говоря, зороастризм оказывал сильнейшее влияние через Вавилон и на другие народы,  ему нужно было как-то возражать и отвечать задолго до Рима. Поэтому в монотеистической традиции присутствует очень много моментов внутреннего спора, внутреннего диалога с этим дуализмом добра и зла, порожденным Зерваном, роком.

Вообще дуализм как доктрина, противостоящая в определенной мере глобальному пантеизму первозданного язычества – это доктрина экспансионистская, потому она и победила в Риме и стала основой римской имперской экспансии, имперской внешней политики. Пантеистические доктрины и доктрины первозданного чистого язычества не порождают системной агрессии и попыток объединить мир или видимую часть мира под единым управлением, под единым законом, под единым крылом.

Если верить автору, Александр Македонский (более заслуживающий традиционного имени Искандер Проклятый) либо не был язычником-политеистом, либо не хотел «объединить мир или видимую часть мира»? А ведь именно «подвиги» Александра были и остаются архетипом экспансионистской политики Запада, образцом для всех дальнейших завоевателей и объединителей мира (включая современных: в частности, Гитлер называл себя «греком»).

Ну, например, индуизм совершенно явно не породил экспансионистских проявлений;

Видимо, имя Чандрагупты ничего не говорит нашему мыслителю.

Буддизм – это как бы варение в своем цивилизационном соку. Да, была империя, были войны, но посмотрите на буддийские государства,  даже на сильнейшие из них: в 1500 году Япония насчитывала двадцать миллионов человек, которые имели огнестрельное оружие, класс самураев, владевших холодным оружием, техникой битвы, несравнимо превосходящей все, что знал на 1500 год Запад, там были каботажные суда, галеры, которые плавали на веслах, довольно далеко могли отходить, но плавали вдоль берега в основном, такая вдольбереговая перевозка, была великолепная организация, бюрократия, была стратегия. Были организованы четкие полки и так далее. Вместо того, чтобы завоевать всю Европу, в которой было столько же населения тогда, сколько в Японии, – 20 миллионов в Европе 1500 года, 20 миллионов в Японии, – или Китай завоевать, или что бы то ни было, Япония занималась выяснением внутренних проблем, решала, кому быть сёгуном, до тех пор пока там не воцарился Токугава, после этого наступила стагнация на триста лет сразу. То же самое Китай. Вот мы видим, что Китай страшно воевал всю дорогу, эти их бессчетные войны гражданские, а где он был тысячу лет назад, там же он и сейчас, Великая китайская стена, конечно, не в точности по современной китайской территории проходит, но разница небольшая.

Назвать атеистический по своей сути конфуцианский Китай «буддистским», равно как и синтоистскую Японию, можно только с большой натяжкой. А вот трансляция в Японию и Китай (а также в Юго-Восточную Азию) буддизма, наряду с его исчезновением в самой Индии, вряд ли можно назвать «варением в собственном соку». Скорее это блестящий пример крайнего религиозного экспансионизма.

Стоит вспомнить также такую «мирную буддистскую культуру», как Тибет, ныне имеющий репутацию «центра буддизма». История Тибета, успешно воевавшего с громадным Китаем, в этом смысле весьма поучительна.

Посмотрим на то, что происходило в других монистических цивилизациях: ацтеки, инки, вообще первозданное язычество, которое поклоняется тотальному абсолюту, не порождает никаких далеко идущих импульсов.

Историю доиспанской Южной Америки Гейдар Джемаль не знает совсем. В частности, он, похоже, не представляет себе, какими методами были построены империи инков и ацтеков.

Зато с появлением иранского дуализма начинается страшная агрессия экспансионизма. Ну, конечно, первым экспансионистом стал древний Иран, потому что Кир, да и Дарий стали немедленно осуществлять походы на запад, на восток, туда, сюда…Но на свою голову они принесли дуализм в Европу, и уже Александр Македонский (в значительной мере дуалист, поскольку он идеологический наследник Аристотеля, а именно дуализм предполагает тенденцию к тому, что д?лжно) ответил иранским товарищам не хуже, в той же монете. Вскоре появляется Римская империя, которая интегрирует все моменты дуализма в своей единой имперской системе, в едином имперском мировоззрении, и с этим мы имеем дело до сих пор.

Разбирать этот пассаж целиком мы не будем. Упомянем только «дуалиста Аристотеля». Похоже, г-н Джемаль когда-то заглядывал в учебник философии, откуда и почерпнул ту мысль, что Аристотель был «дуалистом». Проблема в том, что до того Джемаль говорил о теологическом дуализме – то есть учении о двух богах. Аристотель же не был теологом и о богах не писал ничего. Его «дуализм» является чисто философским и касается признания существования двух независимых начал – формы и материи. Впрочем, даже в этом смысле Аристотель не был дуалистом, так как сомневался в существовании форм помимо материи. Какое отношение всё это имеет к теологическим вопросам – решительно непонятно.

Дальнейшие рассуждения Гейдара Джемаля на исторические, теологические и конспирологические темы мы оставим без внимания.

Подведём итог. Гейдар Джемаль рассуждает о Маздаясне, то есть предмете, ему практически не знакомом, высокомерно игнорируя факты, традицию, сложившиеся мнения, не обращая внимания на очевидные ошибки и нестыковки в своих построениях.  Он смешивает наиболее известные сектантские учения Ближнего Востока, времён Сасанидов. Коктейль из митраизма, зерванизма, манихейства (которые, впрочем, тоже знает более чем посредственно). Всё это выдаётся за сакральное учение Благой Веры, что совершенно не соответствует известным историческим фактам.

По нашему мнению, подобный подход абсолютно неприемлем для богослова любой традиционной религии.